16/03/21 - 07:03
Принципы организации публичной власти не могут быть определены без учёта целей развития общества
Вопрос реорганизации публичной власти в России является, безусловно, вызовом. И ответ на него не может быть дан путём примитивной рецепции конституционно-правовых западных ценностей. Два ряда факторов должны определять адекватный ответ на этот вызов. Первый ряд образуют практические задачи, которые должна решать публичная власть: резко ускорить экономический рост и на этой основе заметно повысить благосостояние граждан, зримо уменьшить социальное неравенство, обеспечить безопасность и целостность страны, оздоровить духовную атмосферу. Второй ряд образуют социокультурные факторы, которые задают модели решения этих и не только этих задач, в том числе, и переформатирования самой системы власти. С этой точки зрения странно читать большинство современных работ по конституционному праву, авторы которых только и озабочены тем, насколько полно в России реализуются ценности разделения властей и «народоправства». Это явно не является ответом на отмеченный выше вызов ни с точки зрения практической, ни, тем более, с точки зрения социокультурной.
Одномерность представлений наших либералов, видимо, их «родовая травма». Когда российский либерализм только рождался, Б. Н. Чичерин, кстати, сам человек либеральных взглядов, подметил: «…либерализм отправляется от несомненно верного начала свободы, но, когда он свободу ставит краеугольным камнем всего общественного здания, подчиняя ей всё остальное, он доходит до анархических положений. … В действительности, государство, как цельный организм, представляет сочетание разнообразных элементов, которые все связаны между собой, восполняя друг друга». Написано в XIX веке, а как актуально звучит! Наши же нынешние доморощенные либералы продолжают видеть только одну эту ценность свободы, считая, что именно она положена отцами-основателями в фундамент США. Но стоит прочитать «Федералиста», чтобы понять: всё обстоит совсем не так. Первые статьи Александра Гамильтона и Джона Джея не о свободе, а о безопасности и единстве государства.
С практической точки зрения подчинение организации публичной власти единственной цели «избежать тирании» приводит к игнорированию более насущных задач. А с социокультурной фетишизация вестернизированных представлений (от государственного устройства до образа жизни) разрушает ценностный каркас российского общества. При этом, сама попытка воплотить эти ценности некритически, без осмысления, вне рамок российского социокультурного дискурса есть ни что иное, как утопия, настойчивость реализации которой может привести к непоправимым последствиям для страны. Эта попытка является той «ошибкой», о которой Талейран говорил, что она хуже «преступления». Значение политической свободы нельзя ни преувеличивать, ни приуменьшать. Эта ценность должна стоять в одном ряду с другими: справедливостью, солидарностью, гордостью за страну, её суверенностью.
Принципы организации публичной власти не могут быть определены без учёта целей развития общества, вне социокультурного контекста. Рост благосостояния членов общества, их безопасность, сохранение целостности и обеспечение безопасности страны, соблюдение прав граждан, духовное здоровье нации – именно эти цели деятельности публичной власти должны предопределять её организацию. Уже в силу набора этих целей становится совершенно очевидно, что проблема организации публичной власти не может сводиться к разделению властей. Универсальность западной модели развития как единственно возможной формы модернизации уже давно опровергнута как теорией (причём, на самом же Западе), так и практикой. Эпигоны западной модели благосостояния в своих странах не достигли. Наоборот, успеха добились государства, опиравшиеся на собственные социокультурные основания. Самый яркий пример – современный Китай. Отвечая американским журналистам в 2011 году председатель КНР (тогда им был Ху Цзиньтао) заявил: «Стремительное развитие китайской экономики и социальная стабильность страны свидетельствуют, что политическая система Китая полностью подходит его национальным особенностям и в целом отвечает требованиям социально-экономического развития».
В этой связи нельзя переоценивать роль институтов, понимаемых в формально-нормативном смысле, в деле обеспечения политической свободы. Ограничения власти представляют как борьбу сил: ветвей власти при их разделении, партий и общественных движений в условиях политического плюрализма, сегментов гражданского общества. Главная идея всех современных либеральных теорий власти: сила ограничивает силу. Только столкновения властей могут препятствовать узурпации. Государственная власть может быть ограничена только другой силой. Эти идеи родились в XVII-XVIII веках, и так же, как теория народного суверенитета, отражают ньютоновский механистический взгляд на мир. Больше 200 лет мало кто ставил под сомнение эти идеи: механистические теории логичны, просты для понимания, если их воспринимать абстрактно. Если же проанализировать практику демократических стран, то борьбу и даже соперничество властей в их повседневной деятельности мы не обнаружим. Скорее, увидим рутинную, обыденную работу по выполнению своих функций в пределах отведённых полномочий чиновниками, депутатами, судьями. Никто к узурпации власти не стремится. Политические партии ведут борьбу между собой, но победа одной из них не означает тоже узурпации ею власти и уничтожения соперников. В то же время, в развивающихся странах насаждаемое разделение властей и плюрализм не спасают от узурпации власти. Государственные и военные перевороты там нередки.
Почему так происходит? Ответ получим, если применим более современные, нежели механистический, подходы к изучению общества. Прежде всего, социокультурный. В обществе складываются обычаи, традиции, нормы права, политические институты, верования, убеждения. Они образуют духовный каркас общества и во многом предопределяют индивидуальное поведение, задавая его стереотипы для каждой социальной позиции, формируя и закрепляя взаимные ожидания взаимных действий, в том числе, в отношениях властвующих и подвластных. Эти ожидания могут приобретать форму прав и обязанностей. Именно культура конкретного общества содержит ограничения власти, а не механическое разделение властей и их столкновения. Ограничения власти есть в любом стабильном обществе. Они различны. Но всегда определяются социокультурными нормами. В интереснейшей коллективной монографии, изданной Институтом стран Азии и Африки, наглядно, на широком историческом материале, показано, как единоличная власть, внешне не ограниченная никакими юридическими нормами и институтами, тем не менее, была ограниченной. И ограничителями её возможного произвола выступали именно социально-культурные факторы, прежде всего, социальные нормы. На этих основаниях действовала верховная власть в древнейших государствах Ближнего Востока и Египта (новоегипетская и новохеттская государственности), доколониальный Бенин.
В современном западном обществе ограничения государственной власти также заложены социокультурной парадигмой его развития. Разделение властей, народный суверенитет и прочие «ценности» имеют прикладное значение как средства эффективной организации оперативной власти. В отношении же власти верховной эти ценности имеют символическое значение, будучи включены в социокультурные основания западного общества. Как глубоко заметил Алексей Салмин, «…идея разделения трёх властей превратилась в некий конституционный миф, регулятор конституционного творчества. В XIX-XX веках такой регулятор становится, во всяком случае, одним из самых популярных цензоров социума: анонимным «цензором разделения властей».
скачать в формате | pdf | doc |
← вернуться в список
распечатать