02/02/21 - 07:08
Без переосмысления источника суверенитета невозможно конструировать публичную власть
Признание того, что именно общество, а не народ является источником власти, позволяет объяснить реальное распределение власти в обществе, роль и возможности членов различных социальных групп. И на этой основе создать эффективную систему власти, не «заморачиваясь» на «ценности» и не принося им в жертву реальные национальные интересы страны и её граждан. Внедрение этого представления в общественное сознание избавит людей от ненужных иллюзий и послужит барьером популизму. «Больше демократии, больше социализма!» больше не пройдёт. Да и экспортёрам демократии придётся гораздо труднее, когда в очередной раз захотят раскачать корабль национального государства. Человек должен понимать, что участие в осуществлении власти не есть право, принесённое неизвестно кем на блюдечке к его рождению. Это возможность зависит от его активности и способностей. Хочешь больше власти - больше старайся. Люди не равны от природы, как думали основоположники теории общественного договора, а, наоборот, неравны. И это не изменить никакими социальными революциями. Не социальный катаклизм, а индивидуальный успех должен быть краеугольным камнем общественного сознания. Неравенство во власти - не просто объективная данность, и не просто природная несправедливость, которую надо исправлять. За ним стоят разная степень знаний, да и умений и компетенций.
В российском конституционном праве господствуют косные представления о народном суверенитете, сложившиеся ещё в сталинскую эпоху трудами И.Д. Левина и В.А. Дорогина, и, что удивительно, этот раздел науки конституционного права с тех пор претерпел мало изменений в своих основах, даже после «демократической революции» 1991-го года. И это, несмотря на достижения смежных общественных наук! Как замечает И. С. Дмитров, «В рамках же политологии проблема (народовластия – прим. авт.) эта получает настолько иное своё методологическое решение, что создаётся впечатление о том, что речь здесь идёт о каком-то другом народовластии, которое имеет самостоятельное существование в противовес де-юре закреплённым правовым конструкциям».
Теория народного суверенитета в конституционно-правовом измерении предполагает очень простой тип демократии. Источником власти является народ, его полновластие неограниченно. Он его реализует через формы прямой и представительной демократии. Чем меньше препятствий на пути «народного» волеизъявления, тем совершеннее демократия. Сами эти препятствия искусственные, их ставит злочинная бюрократия. И задача любого «честного» исследователя указать на них народу и добиться отмены. Утопичность этой модели выяснилась буквально при первых опытах её реализации. Так, ещё до образования США как государства легислатуры отдельных штатов напринимали такие законы, что отцы-основатели посчитали за благо установить барьеры народному волеизъявлению. До сих пор институт референдума не предусмотрен Конституцией США. Нет его и в большинстве конституций отдельных штатов.
В России же полновластие народа по-прежнему воспринимают в «девственной руссоистской чистоте» и, заботясь о его максимально полной реализации, некоторые авторы, делают предложения, которые иначе как «государственно-правовыми фантазиями» не назовёшь. Так Г.Н. Качура предлагает все законы принимать всенародным голосованием, а депутатам оставить лишь право законодательной инициативы. С аналогичной идеей выступает С. Костюк, который, уповая на развитие электронных систем голосования, предлагает признать власть референдума верховной в стране. А П.Нечаев отметился экстравагантным предложением отменить запрет на участие заключённых в выборах.
В этих случаях мы видим такую же методологическую ошибку, ту же одномерность взгляда, которые наблюдаются при анализе «разделения властей». За точку отсчёта строительства системы власти берётся не условия, в которых находится страна, не реальные вызовы, стоящие перед ней, не цели обеспечения безопасности и благополучия граждан, а абстрактная схоластическая реально невыполнимая идея обеспечить власть народа и только. А ведь мы наблюдали такую попытку ещё при жизни нашего поколения, когда в «горбачёвские» времена эту идею, облачённую в «социалистическое самоуправление народа», на полном серьёзе внедряли в жизнь. Неужели мы забыли противоречащую всем законам управления выборность директоров предприятий, «деревенские парламенты», когда в каждом поселковом и сельском советах заседали по полуторасотне депутатов? А потом в союзных республиках появились сепаратистские движения, которые требовали реализации собрата народного суверенитета – суверенитета национального. Это привело к утрате управляемости СССР и его распаду.
Но и сегодня доктрину народного суверенитета эксплуатируют компрадорские силы, которые считают для России приемлемым украинский и грузинский сценарии смены власти. Это же так «по-народному суверенно». Владимир Рыжков считает, что государственные перевороты на Украине и в Грузии это - «не что иное, как восстановление народом-сувереном своих нарушенных прав. И в этом смысле абсолютно и бесспорно конституционно». Он же предлагает убрать законодательные барьеры экстремизму, не привлекать к ответственности за несанкционированные митинги. Ведь это тоже проявления народного суверенитета?! Перефразируя легендарного спортивного комментатора Н.Н. Озерова, «такой суверенитет нам не нужен!».
В современной юридической литературе отмечены попытки переосмысления примитивного понимания народного суверенитета. «Даже в самом демократическом государстве государственная власть никогда не была и не будет полностью властью народа и для народа», - констатирует Иван Иванников. А Б.С. Эбзеев в своей содержательной монографии критикует народоправство в его непосредственном проявлении «власти народа», обращает внимание на сложные формы народовластия, представительную демократию. Однако, стремление этого автора уйти от примитивного руссоистского представления о народном суверенитете сам догмат не колеблет. Эбзеев лишь пытается «осовременить» его, противопоставляя народный суверенитет и народоправство, понимая под последним формы прямой демократии. Но дело не в примате или равенстве прямых и представительных форм демократии, в простоте или сложности механизма народовластия. Дело в самой категории «народ». Без переосмысления источника суверенитета невозможно правильно понять и конструировать публичную власть. Сам Б.С. Эбзеев признаёт, «несмотря на то, что фактические основы современного демократического конституционного строя разительно отличаются от лозунгов периода революции, в общественном мнении народный суверенитет продолжает восприниматься в качестве едва ли не религиозного откровения».
В исследованиях по-прежнему доминирует оценка «полноты» реализации народного суверенитета в нашей действительности. «Доктрина народного суверенитета находится в полном противоречии с актуальными, действительными фактами, относящимися к представительной демократии». Мнение Нудненко типично для российского конституционного права. А Ю.М. Орлов провозглашает прямое народовластие главной идеей новой России в противовес представительной демократии. Марат Баширов, уповая на развитие «цифр», вообще предлагает отказаться от депутатов, политических партий и прочих посредников во взаимодействии человека с исполнительной властью. Он пишет: «Люди не будут голосовать за какого-то конкретного человека – депутата, посредника с исполнительной властью, им сразу будет предложено проголосовать за определённые варианты решения острых вопросов». Наивность этих предложений очевидна любому, кто хоть в минимальной степени знаком с законодательным процессом. Эти предложения интересны лишь тем, что они наглядно демонстрируют примитивный подход к организации власти. Подобные авторы иной цели, кроме как обеспечить «прямое народоправство», не видят.
Между тем, их западные коллеги обеспокоены не полнотой воплощения утопии народного суверенитета, а обеспечением общественного спокойствия и рационального управления в своих странах Они связывают стабильность демократии с такими качествами граждан, как «пассивность, вера, почтительное отношение к власти и компетентности».
Многочисленные и многообразные ограничения народного суверенитета, которые знает мировая конституционная практика, не случайны. Эти ограничения мы видим в финале всех самых демократических революций, на знамёнах которых был написан этот лозунг. Поборники чистого суверенитета народа скажут, что тем самым правящий класс защищает свои привилегированные позиции в обществе и потому не пускает народ к власти. Это правда. Но если взглянуть глубже, то тем самым он защищает и всю структуру общества, с которой само общество только и может существовать. Истина в том, что применённые в абсолютно чистом, неподконтрольном виде институты народовластия приведут к разрушению общественной иерархии, этого хребта общества как системы. И формы прямой, и формы представительной демократии должны использоваться в управлении обществом, но при условии их модерации верховной властью.
Но отрицание народного суверенитета не есть ли одновременно отрицание демократии и отказ гражданам участвовать в управлении своим государством? Ведь в теории народный суверенитет и демократия тесно связаны. Теоретическая принадлежность власти народу предопределяет формы демократии, посредством которых народ должен реализовывать свою власть. Если власть не у народа, то чья воля проявляется через референдумы и выборы, и другие формы прямой и представительной демократии?
Утверждение, что не народ, а общество является источником власти, не только не отрицает необходимость и реальность демократии, но, наоборот, стимулирует более глубокое исследование механизмов её действия. В отличие от простой «глыбы» - народа общество как сложная система требует многообразия форм демократии и большего персонального акцента.
скачать в формате | pdf | doc |
← вернуться в список
распечатать