04/07/20 - 07:04
Конструирование ЦВВ в России в лице Президента не означает передачи ему абсолютной власти
Совершенствование правовой основы деятельности Центра верховной власти в России, прежде всего, предполагает устранение противоречия в закреплении конституционного принципа разделения властей и института верховной власти. В юридической литературе неоднократно обращалось внимание на несоответствие между главами 1 и 4-ой действующей Конституции, а также между статьями 10 и 11 главы 1-ой. Статья 10-я утверждает, что в России есть только три ветви власти и других быть не может, в статье 11-ой среди органов государственной власти первым упоминается Президент, но глава 4-я наделяет его таким набором полномочий, которые не позволяют однозначно его отнести ни к одной ветви власти. Либерально настроенные юристы предлагают привести главу 4-ю в соответствие с главой 1-ой, лишив Президента значимых полномочий. Я же предлагаю противоположное решение: глава, посвящённая основам конституционного строя, должна включать отдельную статью о верховной власти.
Президентская власть – разновидность верховной власти. И такая её характеристика должна быть публична и закреплена в Конституции. Чтобы демократам не резало слух, казалось бы, можно избежать предиката «верховная» – назвать эту власть президентской, стратегической и прочими эвфемизмами. Но она является именно верховной, именно тем обязательным центром, без которого никакая система существовать не может. Поэтому закрепление в Конституции верховности власти Президента является гарантией против хаоса и честно по отношению к согражданам.
Первый вопрос, который возникает, когда мы утверждаем, что власть Президента является верховной – не рождаем ли мы «нового Самодержца всея Руси»? В публицистической и специальной юридической литературе и так называют Президента «демократическим монархом», пишут о «выборной монархии в России», о «самодержавной демократии», о «плебисцитарном самодержавии», о «рудименте монархизма», о «сверхпрезидентстве», о суперпрезидентской республике, о преемственности неизжитой традиции сильной монархической власти, о выборной дуалистической монархии с институтом престолопреемства. Много пишут о неограниченности и безответственности власти российского Президента, формальности механизмов его ответственности. Такие утверждения всё-таки выглядят преувеличением. Конструирование конституционно оформленного, ярко выраженного центра верховной власти в России в лице Президента не означает передачи ему абсолютной, неконтролируемой власти и его полной безответственности перед обществом. Ограничения власти и механизмы ответственности существуют. В короткой истории новой России уже были случаи реального использования механизмов ответственности и ограничения власти Президента. Вспомним попытку импичмента 1999 года, многочисленные случаи создания согласительных комиссий после наложения президентского вето, двукратный отказ парламента утвердить премьер-министра в сентябре 1998 года.
Но если мы не решаемся признать Президента самодержцем и устанавливаем некоторые институциональные ограничения его власти, то может ли такая власть называться верховной? Действительно, говоря о верховной власти, мы в первую очередь представляем абсолютного монарха или диктатора, чья власть не ограничена никакими институтами. Так же не ограничена и власть финансовой олигархии в англо-саксонских странах. Да и Политбюро ЦК КПСС несло ответственность перед представительными и партийными органами в значительной степени формально. То есть, в классической традиции ЦВВ имеет абсолютную власть и безответственен перед обществом. О чём, кстати, писали дореволюционные российские юристы, характеризуя природу российского самодержавия.
Именно под влиянием русской самодержавной традиции, в которой неотъемлемыми признаками верховной власти считаются неограниченность и безответственность, сложились и наши современные представления о такой власти. Но в условиях самодержавия иные варианты организации верховной власти рассматриваться не могли. Однако, даже лоялистски настроенные исследователи не могли не отмечать фактически существующие ограничения верховной власти. Н.И. Палиенко прямо утверждал возможность не абсолютного, а относительного верховенства монарха среди других органов власти. То есть, при любой организации центра верховной власти, даже в её самом крайнем, самодержавном виде, определённые институциональные ограничения есть. Но они не посягают на её верховенство. Даже такой бескомпромиссный апологет абсолютной монархии как Жан Боден признавал возможность ограничений прав короля, но, правда, лишь в одном случае – при введении новых налогов.
Эволюция взглядов на монархическую форму правления от абсолютизма к признанию некоторых ограничений верховной власти началась ещё в XVI веке по мере осознания производности власти от общества. Это выразилось в появлении договорных теорий публичной власти, в том числе, власти монархов (Гроций, Гоббс, Пуффендорф). Подобную идею пытались воспринять и в России. По поручению Петра Первого Феофан Прокопович написал «Правду воли монаршьей», в которой обосновывал верховные права российского императора, опираясь на договорную теорию.
Возражая скептикам, хотелось бы заметить, что прецеденты ограничения ЦВВ государственными институтами в истории были. Многочисленные примеры из истории и современности приводят А.В. Серёгин и А.А. Васильев в своей новаторской работе. На это же обращает внимание и Вениамин Чиркин: «Даже в странах мусульманского фундаментализма существует некоторая связанность полуабсолютных монархов решениями других органов: семейного совета…и аш-шуры».
Но тогда возникает вопрос: какого рода институциональные ограничения могут применяться к Центру верховной власти без угрозы размыть его статус и низвести до положения английской королевы?
скачать в формате | pdf | doc |
← вернуться в список
распечатать